Ночью ты вышел ко мне из парадного, в майке и свитере через плечо.
Важным расстроен, а может, обрадован, шепотом что-то прочел.
Из-за гитары — на пальцах отметины. Из-за бессонных ночей — тени век.
Скрылась луна, я ее не заметила. Странный чужой человек.

Все мне рассказывал голосом, жестами, сколько тревог пережил и решил.
Не признаваясь: какими же жертвами, язвами, тратами сил.
Плохо окрашены лавки песочницы. Черная ветошь летала у крыш.
Ветер дарил поцелуями сочными мрака сутулую тишь.

Кожа в ознобе, как снег под ладонями, ткань по руке обжигает почти.
Только что были с тобой посторонними. Лучше бы это учти.
В помощь — события прошлого прошено входят с поклоном, садятся в углу.
Можно ли быть изначально хорошими, глядя в слепящую мглу?

И, как насмешка, как сорванный ветрами шарф — по обрыву куда-нибудь в топь,
Я прикасаюсь, дурацкая, первая; нервы берет оторопь.
Страшно, из всех предыдущих случайностей вынесла: дерзок ты, резок язык.
Струнами в небо — готовность отчаянья: высеки, если привык.

Но из слияний, расфокусов бликами, в черни секретнейшего рандеву
Клетку открыл и оставил открытою. Вспомню как, — сразу реву.
Там, за потоками цвета рекламными, за переливами разных личин
Душу таишь, разодетую ранами смелых и честных мужчин.