Мы долго будем бороться между собой.
Но ты мне нравишься, по-настоящему. Странное.
С поломанной этой сумбурной своей судьбой.
И с тем, что себя постоянно пытаюсь сравнивать.

И то бирюзовое платье тебе к лицу.
И эти мужчины вокруг – без заноз достойные.
И как ты относишься ко своему отцу.
Он, думаю, пил больше нас, колотя историю.

Мне нравится, что ты умеешь себя подать,
Продать, передать ощущение настоящее.
И то, что в тебе заседает не то педант,
Не то… подобрать антоним бы ненавязчивый.

Мне хочется твоих мыслей, твоих забот,
Твоих настроений, побыть за твоими стенами.
В твой временный дом хоть какой-нибудь, но придет
Родной человек, без букета и с переменами.

Я слушаю музыку, легкие затая,
Ложится июньское солнце, как будто на воду.
Мне хочется ощущения запаять,
Как кофе во Львове, – под пену и сахар. На роду

Написано что-то печальное – разберу –
Допустим, как буквы, как древнеханаанейские.
Проснусь от того, что соскучилась, по утру,
Возможно ли, пропустила событий несколько.

Я думаю, много думаю о тебе,
Так вышло – давно без сестер, без отца и матери.
И видится, будто в тихой твоей ходьбе
И прячется настоящая математика.

Задачи, вопросы, теории, алгоритм.
Смотрю, замерев, – разрешается разрушительно.
Когда что-то в сердце горит и в глазах горит,
Мозоль одиночества видится относительной.

Останься, побудь, подержись за меня рукой,
Позволь удивляться и перенимать отметины.
Я стать не могу такой, но побыть с такой –
Как будто кого-то родного-родного встретила.

Как будто бы все наладилось. На столе –
Ключи, за окном газон и бассейн из прошлого.
И близкие проживут еще двести лет.
И есть, кому позвонить, и реветь до пошлого.

Мы долго бороться будем. Но так легко
Признать восхищение. Это ли одиночество?
Уходишь, и машешь изящно не мне рукой.
В печаль отправляя меня, без того не прочную.